Назначение Ерлана Карина директором Казахстанского института стратегических исследований и смена прямого куратора КИСИ (теперь вместо совбеза он будет подчиняться Администрации президента) вновь актуализировал вопрос о «сборе всех яиц в одной корзине». По некоторым данным, создание Альянса блогеров Казахстана и активные «движения» в аналитической сфере – явления одного порядка, и представляют они собой еще один виток новой информационной политики АП. Политолог Сергей Акимов объясняет нам роль аналитических структур в современной системе государственной власти и рассказывает о серьезном упадке в этой сфере.

 

ADAM: Сергей, каково общее состояние аналитических структур и собственно аналитики в Казахстане сегодня?

 

АКИМОВ: В последние пять лет роль аналитических структур, как и аналитики в целом, сильно снизилась. На сегодняшний день можно сказать, что эта сфера находится в невиданном упадке. Особенно четко это видно по рынку так называемой частной аналитики. Для любой качественной аналитики нужны деньги, притом немалые. И если государственные аналитические организации получают деньги без прямой привязки к эффективности, то частным надо постоянно оправдывать выделяемые спонсорами деньги. В результате, мы видим, что на рынке не осталось ни одной частной аналитической организации, которая имеет стабильное финансирование. Обратите внимание - даже самые маститые эксперты дают интервью и комментарии на улице или в кафе. Потому что у них элементарно нет офисов. С каждым годом аналитика стране нужна все меньше и меньше.

 

ADAM:  В чем причина такого упадка?

 

АКИМОВ: Снижение интереса обусловлено целым рядом причин. Главная из них, на мой взгляд – переоценка значимости аналитики в 2000-е годы. В результате этого, сектор получил невиданное финансирование. Оно шло сразу по нескольким каналам: финансово-промышленные группировки, зарубежное спонсорство (в 2004 году его сменил госзаказ), СМИ, зарубежные исследовательские структуры, потенциальные инвесторы экономики Казахстана. Большие деньги и разнообразие финансовых каналов отрицательно сказались на качестве аналитики. К примеру, многие исследования оказывались лоббистскими или откровенно искусственными. В результате, возложенные на нее ожидания так и не были оправданы.

Сейчас ситуация со сферой негосударственной аналитики прямо противоположна: ФПГ, олигархат и отдельные «элитарии» полностью прекратили финансирование, госзаказ на исследования крайне коррумпирован и, как правило, имеет мало общего с настоящей аналитикой, а с трудом выживающие СМИ не в состоянии платить за труд аналитиков. Оставшиеся источники обеспечивают приток незначительных средств. Да и простому обывателю никакие результаты исследований не нужны. В результате, происходит отток специалистов из сферы, а те, кто остается преданными профессии, вынуждены выживать. Значимость профессии продолжает девальвироваться: политологами называются все, кому не лень, а талантливая молодежь в эту сферу идти не желает.

 

ADAM: Сегодня в стране происходит очередная трансформация медийного поля. Какая, на Ваш взгляд, роль будет отводиться аналитическим структурам в новой информационной политике Акорды?

 

АКИМОВ: В настоящее время серьезные аналитические структуры в Казахстане можно пересчитать по пальцам. Все они являются государственными или квазигосударственными. Насколько я могу судить, самые влиятельные из них входят в структуру Администрации президента, Совета безопасности и КНБ. Менее влиятельные центры выработки решений подчинены центральным исполнительным органам: правительству, парламенту, министерствам и комитетам, входящим в их структуру. Вполне естественно, что деятельность всех этих структур носит закрытый характер. Меньшую роль и влияние на ситуацию в стране оказывают квазигосударственные аналитические структуры, например, при партии «Нур Отан» или тот же Институт международной экономики и политики.

 

Перечисленные аналитические структуры самым серьезным образом влияют на процесс выработки решений и определение внутренней политики. Однако степень их влияния напрямую зависит от весовой категории главного руководителя соответствующей структуры. Например, аналитический центр КНБ получил большую степень влияния после того, как комитет возглавил Нуртай Абыкаев. И если завтра он покинет свой пост, влияние на идеологию страны уйдет вместе с ним.

 

Вполне естественно, что на деятельность всех рассматриваемых государственных аналитических структур влияют взгляды и частные интересы первых руководителей соответствующих ведомств. Однако постепенно такого рода влияние, по всей видимости, снижается. Еще два года назад было заметно наличие альтернативных идей и моделей развития государства и общества. Это хорошо видно по уровню допустимых границ цензуры и демократии в СМИ. В то время достаточно четко просматривалось, что один центр принятия решений ратует за расширение границ цензуры и наличие альтернативного мнения, в то время как другой тяготеет к тотальной зачистке информационного поля и господству авторитарных методов работы. Очевидно, что сторонники второй модели одержали уверенную победу, и конкуренции между возможными векторами идеологии нет как таковой. Публичной демонстрацией победы «ястребов» стала ссылка, пожалуй, главного идеолога периода независимости Марата Тажина в Москву. Он всегда был сторонником сложных многоходовок, в том числе наличия самой разной оппозиции. После него политические технологии стали очень примитивны, а установки просты: «убрать», «ограничить», «зачистить», «отработать». При такой модели вполне достаточно и одной аналитической структуры, например при АП.

 

ADAM: Сегодня много разговоров вокруг назначения Ерлана Карина главой КИСИ. Кто-то связывает с ним много надежд. Другие, напротив, утверждают, что на этом политтехнологе можно ставить крест – мол, он «сдался» Баглану Майлыбаеву?

 

АКИМОВ: По моим сведениям, КИСИ в последние годы был бесполезной структурой с точки зрения выработки решений. Институт действовал больше как научно-исследовательская, а не прикладная организация. Он позволил раскрыться и самореализоваться многим прекрасным ученым. В их числе Константин Сыроежкин, Санат Кушкумбаев, Ирины Черных, Юрий Булуктаев и многим другим. В определенном плане он был уникален, но для власти бесполезен. С учетом интересов тех «кто заказывал музыку», был возможен один из двух сценариев: либо закрытие института, либо его трансформация. Как мы видим, было принято решение трансформировать его в отдел АП.

 

Для таких фигур как Баглан Майлыбаев, а уж тем более Карим Масимов, потенциал КИСИ является, как минимум, незначительным. Контроль над ним не сделает их более влиятельными. Для них может быть важным предпринять какие-то меры, чтобы КИСИ не достался политическим конкурентам и из него не сделали отдельный, новый центр принятия решений. Такой сценарий мог быть вполне реальным.

 

Для Ерлана Карина руководство КИСИ является если не прорывом, то как минимум, возвращением в политику. Как мне кажется, он соскучился по серьезной работе и на новом месте у него будет шанс показать все, на что он способен. Сам факт назначения свидетельствует об усилении позиции Карина во взаимоотношениях с сильными мира сего. В ближайшее время станет ясно, готов ли он быть членом команды или будет играть «свою игру». Главным образом от этого будут зависеть его карьерные перспективы.

 

ADAM: Вы сами работали в структуре ИПР. Насколько эффективна, на Ваш взгляд, работа аналитических структур, какое значение имеют предоставленные анализы и исследования, и в какой степени на них опираются высокие госмужи при принятии реальных решений?

 

АКИМОВ: Да, я работал в Институте политических решений 3 года. Данная организация была уникальна по многим параметрам: кадровый состав, масштаб задач, организация рабочего процесса, качество финансирования и т.д. Институт делал много уникальных по своей сути продуктов. В силу понятных причин, в публичное пространство выдавалась лишь малая часть аналитических продуктов ИПР. Команда делала уникальные прогнозы, многие из которых осуществлялись. Приведу лишь один пример – известные жанаозенские события были спрогнозированы аналитиками института за год до того как они произошли. Подобного рода прогнозов в Казахстане не давал никто и никогда.

 

Перед институтом стоял ряд актуальных задач, и выработка рекомендаций была одной из них. В самом деле, лишь малая часть рекомендаций, с которыми я был знаком, реализовывалась на практике. Объективная причина для этого – отсутствие у сотрудников доступа, к какой бы то ни было закрытой информации. Иначе говоря, приходилось работать по наитию. Достоверно не зная всех нюансов политического закулисья сложно давать практические рекомендации с учетом всех государственных и частных интересов.

 

Другая причина – характер работы казахстанской власти. Очень долго казахстанские власти безуспешно пытались научиться работать на опережение, чтобы предотвращать проблемные ситуации. Для этого даже создавались специальные аналитические отделы (самый яркий пример «Центр социального партнерства» при ФНБ «Самрук-Казына»). Однако в условиях безразличия казахстанского общества решать актуальные проблемы на начальной стадии вовсе не обязательно. Можно особо «не напрягаться», а «потушить пожар» уже после того как он уже разгорится. Это у власти получается очень хорошо, а главное ни к каким проблемам это не приведет. В последние три года общество молча «глотает» все: Жанаозен, девальвацию, повышение пенсионного возраста, безудержный рост цен и т.д. Как мне кажется, глубинная причина закрытия ИПР была именно в этом.